Идзуми Кёка "Коуя Хидзири или Священник горы Коуя"

[Сообщество по *Мононоке ТВ*]

– Затем я снова достал из сумки карту, – сказал монах. – Тропинка, по которой я шел, была настолько глухой, что я захотел свериться с картой. Солнце пылало так сильно, что мне пришлось заслонить карту от яркого света своей соломенной шляпой, вот так.
Он поднес кулак к бровям.
– Я был на пути из Хиды (Гифу) в Синею (Нагано) и шел по тропинке высоко в горах, вдали от всего. Было около полудня. Стояла жара. Не было даже большого дерева, под сенью которого я мог бы отдохнуть. Куда бы я ни смотрел, я видел только высокие горы, настолько необъятные, что они скрывали птиц и даже облака. Кроме меня, в поле зрения не было ни одного живого существа.
Так монах начал рассказывать мне свою историю.
Мы ночевали в одной комнате в гостинице в Цуруге (Хукуи). Монах лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Все время, пока он говорил, он так и не поднял головы. Он только смотрел вниз, погруженный в воспоминания о прошлом.
Мы встретились в поезде из Какэгавы в Сидзуоку. Сперва я не обращал на него никакого внимания, так как он спокойно сидел на своем месте в углу, опустив голову. В Нагoe все пассажиры, кроме меня и этого монаха, вышли из поезда. Поезд отбыл из Синбаси в Токио в девять тридцать прошлым вечером, и мы прибыли в Нагою в полдень. На станции Нагоя мы купили одинаковые коробки с завтраком – коробки-бэнто. Когда я открыл свою и увидел незатейливую пищу, то громко пожаловался:
– Это всего лишь куча дешевых овощей.
Монах, услышав меня, засмеялся. Это сблизило нас, и мы разговорились. Монах сказал мне, что он собирается посетить своего товарища-монаха в храме Эихэидзи в Киото, после того как сначала проведет ночь в Цуруге, где мы теперь оказались. Я был на пути домой в Вакасу, так что мы решили путешествовать вместе.
Он был с горы Коуя. Это был спокойный, обычный человек приблизительно сорока лет или около того. Одет он был в теплое пальто с кашне, турецкую шляпу, шерстяные перчатки, белые носки-таби и гэты. Он выглядел скорее как сочинитель хокку, чем монах. Только намного позже я узнал, что этот ничем не примечательный человек был на самом деле священником Сюто из храма Рикуминдзи, знаменитым благодаря своим мудрым проповедям.
– Где вы остановитесь в Цуруге? – спросил он меня.
– Так неинтересно оставаться одному в гостинице, – пожаловался я. – Горничные дремлют на дежурстве. Слуги говорят вам пустые, подобострастные комплименты. Но хуже всего то, что они всегда выключают свет сразу после обеда, будто день уже закончился. Я никак не могу заснуть до позднего вечера и не собираюсь отправляться в кровать так рано, будто я маленький ребенок. Я предпочел бы остаться с вами, если вы не возражаете.
Монах любезно согласился на мое предложение. Он сказал мне:
– Я, когда попадаю в Цуругу, обычно останавливаюсь в гостинице под названием "Катори-я". Гостиница была закрыта после того, как умерла дочь владельца, но они все еще принимают своих бывших постояльцев и хорошо заботятся о них. Если вы не возражаете, мы можем остановиться там.
Затем он покончил с завтраком и от всего сердца рассмеялся:
– Это действительно всего лишь кучка дешевых овощей!
Он был более веселым человеком, чем сперва показался.
После того как поезд прогромыхал через Гифу, везя нас под синими небесами, мы проехали через Маибара-Нагахаму, северное небо которой, прославленное поэтами, было теперь облачным. Когда мы достигли Янагансэ, пошел дождь. Когда наступила ночь, пошел снег. Указав на окно, я сказал:
– Взгляните, идет снег.
– Кажется, что так, – рассеянно произнес он, оставаясь унесенным мыслями куда-то вдаль.
Я указал ему на древнее поле битвы и великолепный пейзаж Бивако, и он вежливо кивнул.
Наконец мы достигли Цуруги. Одним из тех явлений, которые вызывают в Цуруге раздражение, являются агрессивные зазывалы местных гостиниц. В этот снежный холодный вечер станция была заполнена зазывалами, предлагавшими фонари и превозносившими достоинства своих гостиниц. Они окружали пассажиров, а некоторые даже вырывали багаж прямо из рук прежде, чем вы могли остановить их. По каким-то причинам они не обращали внимания на этого монаха. Он проходил между ними, будто невидимый и неощутимый призрак, и я следовал за ним, неразличимый во мраке, который тянулся за ним.
Миновав темные городские дома, мы оказались на пустынных улицах, покрытых снегом. Через какое-то время мы добрались до гостиницы "Катори-я".
Это была старая гостиница, простая, но с большими колоннами и внушительным камином-ирори. Владелец гостиницы оказался тихим человеком с бритой головой, а его жена, веселая женщина, приветливо встретила нас и подала нам горячий обед. Они, казалось, были хорошо знакомы с монахом, и благодаря этому мы чувствовали себя как дома.
Наша спальня была наверху. Даже при том, что потолок был низким, его поддерживали большие бревна. Внизу матраца лежал котацу, чтобы было теплее ногам. Я почувствовал себя счастливым и уютно расположился на матраце. Монах подтащил свой матрац к моему и лег на него прямо в одежде.
Еще было рано, и я не мог уснуть, поэтому я попросил его рассказать мне о своих путешествиях. Он сказал:
– Я тоже не могу уснуть. История жизни монаха обычно ограничивается обучением и проповедованием буддизма. Но у меня в юности было удивительное переживание. Послушайте.
Он сказал:
– Владелец этой гостиницы сказал мне, что в нашей комнате сегодня вечером поселится еще один постоялец. Он бродячий торговец и занимается продажей лакированных изделий. Это молодой человек, честный и приличный. Он из вашего родного города, возможно, вы знаете его.
– Когда я думаю об этом, – продолжил он, – мне на память приходит другой бродячий торговец, которого я встретил как-то раз. Я увидел его в чайной у подножия горы, когда шел пустынными тропами гор Хида. Это был грязный молодой торговец лекарствами из Тоямы, и он очень раздражал меня.
Я вышел из гостиницы в три часа утра, чтобы за день одолеть горный перевал. Был горячий летний день, и я быстро прошел около 24 километров. Меня очень мучила жажда, и я остановился отдохнуть в чайной, но мне сказали, что у них еще не готов кипяток для чая. Было совсем немноголюдно, поэтому они не торопились.
Я обнаружил прохладный поток, текущий перед чайной. Меня сильно мучила жажда. Я собирался попить из него, но вдруг вспомнил о том, что, как я слышал, близлежащие сельские жители страдали от разнообразных заразных болезней. Они распыляли известь, чтобы дезинфицировать воду. Мучимый жаждой и вместе с тем колеблющийся, я спросил служанку из чайной:
– Эта вода из родника?
– Нет, – сказала она, – она из реки.
– Я слышал, что в деревне страдают от болезней. Эта река течет через деревню?
Она уверила меня, что вода чистая, и я поверил ей. Я стал на колени, зачерпнул воды и хотел хлебнуть из горстей, когда невежливый голос раздался позади меня:
– Эй, монах!
Это был торговец лекарствами. Он тоже там отдыхал. Вот повезло!
Он также путешествовал пешком, был одет в варадзи, гетры и кимоно. Свои лекарства он держал в фуросики, которое носил через плечо.
– Эй, вот вы монах, вы никогда в жизни не трахнете ни одну женщину – и вы все равно боитесь смерти? Это действительно странно!
Затем он завопил служанке:
– Посмотрите на этого монаха, он боится заболеть. Как ребенок!
Он подошел ко мне и стал издеваться надо мной еще больше.
– Давайте, монах! Пейте! Давайте пейте, и вас пронесет, и потом вам потребуется лекарство. Но это ценное лекарство, его не получишь бесплатно. Триста иен за пакетик. Вам придется купить его, так как я никогда не даю пожертвований вашему стаду проклятых попрошаек.
Он подошел к служанке и ущипнул ее.
– Эй, детка! Ты хочешь спать со мной или с монахом? Что скажешь?
Я не выдержал этого и убежал.

Я быстро шел. Торговец ужасно испортил мне настроение. Вскоре тропинка стала крутой. Торговец лекарствами догнал меня и прошел мимо, не произнеся ни слова. Тем лучше для меня, так как я был слишком рассержен на него, чтобы говорить.
Он не обратил на меня внимания, прошел мимо и скоро был вне поля зрения.
Я оставил за собой два крутых холма и устал. Спускаясь со второго холма, я обнаружил торговца, стоявшего на тропинке и оглядывавшегося. Сначала я думал, что он ожидал меня, чтобы еще поиздеваться надо мной, но обнаружил, когда приблизился, что он пребывает в затруднении.
Тропинка разделялась на две. Одна была крутой и вела в густой лес. Другая была широкой и легкой; сначала она мне понравилась, но потом я увидел, что она полностью затоплена водой. В воде лежали несколько камней, но по ним было бы тяжело идти. Этой тропинкой не мог воспользоваться торговец, который был обременен грузом дорогих лекарств, что могли испортиться, упав в воду.
Он направился по крутой тропинке, которая вела в лес, но внезапно повернулся ко мне и сказал:
– Если вы направляетесь в Мацумото, то должны выбрать этот путь.
И, увидев мои колебания, крикнул:
– Если вы будете стоять там как дурак, лесные духи Кодама придут и заберут вас!
После этого он исчез из виду, скрывшись в высокой траве.
Я развернул свою карту, чтобы проверить то, о чем торговец говорил, и увидел крестьянина, приближавшегося ко мне по тропинке, прыгая с камня на камень.
Это был первый человек, кроме торговца, которого я встретил здесь. Торговец был профессиональным путешественником и мог хорошо знать путь, но я хотел быть уверенным.
– Я хотел бы спросить вас кое о чем, – обратился я к крестьянину. – Можно ли здесь пройти?
Я указал на затопленную тропинку.
– Вы идете в Мацумото? О да, это главная дорога. Несколько месяцев назад в период дождей дорога была затоплена.
– Как далеко она затоплена?
– Только до тех кустарников с другой стороны. После них дорога нормальная. На том месте, где сейчас кустарники, был большой дом лекаря. Когда-то здесь было селение, но тринадцать лет назад большое наводнение уничтожило целую деревню. Много людей погибло тогда. Пожалуйста, прочтите молитву о них, когда будете проходить там, – вежливо сказал крестьянин.
Значит, торговец пошел по неправильному пути.
– А что это за крутая тропинка? Куда она ведет? – спросил я.
– Эта старая тропинка, ею пользовались пятьдесят лет назад. Это самый короткий путь в Мацумото, но сейчас тропинка не используется, так как она опасна. В прошлом году паломник и его ребенок по ошибке пошли туда. Мы собрали спасательную команду из трех полицейских и двенадцати жителей деревни и вернули их назад. Ни в коем случае не пользуйтесь этим путем. Лучше плутать по полю, чем пойти по этому пути, заблудиться и умереть.
Теперь это был серьезный моральный вызов для меня. Если торговец действительно пошел по неверному пути, это могло быть вопросом жизни и смерти для него, для этого человека, который издевался и при всех оскорблял меня. Я лишь простой монах, я могу спать на поле, если не найду ночлега. Я должен был найти его и направить по надлежащей дороге.
Мы никогда не знаем, что внутри нас. И вот я, человек, настолько трусливый, что боялся просто глотнуть воды из незнакомого потока, был полон решимости идти в заведомо опасный лес, чтобы возвратить злонамеренного человека, который плохо обращался со мной. Мы не знаем даже сами себя.
И все же, если бы он был просто прохожим, по-дружески поприветствовавшим меня и отправившимся по тому пути, я мог бы не обращать внимания, куда он пошел. Но этот человек ужасно обошелся со мной, он оскорбил меня, и если бы я оставил его на произвол судьбы, то каков бы был настоящий мотив в моем сердце? Я обратился к своему сердцу. Расплата? Месть? Я бы так не поступил. Это не соответствовало бы моим молитвам. Я не мог покинуть его именно потому, что он жестоко поступил со мной.
Я последовал за торговцем, поднимаясь на большую скалу, преодолевая густой страшный лес, и шел все дальше и дальше, пытаясь догнать его.
Наконец я попал на большое поле. Трудная тропинка стала широкой дорогой. Но торговца не было в поле зрения. Я пересек поле и снова оказался в диком лесу на горной тропе. Это было известное место, называемое "Амоу Тоугэ". Это было красивое место, но я быстро продвигался, не делая остановок, чтобы насладиться естественной красотой и погодой.
Тропинка снова стала неровной, она шла теперь среди высоких кустов, кишевших огромными змеями. Я попробовал идти быстро, но на моем пути оказалась гигантская змея, переползавшая через тропинку; ее голова лежала в кустах с одной стороны, а хвост – с другой. Я ненавижу змей. Я боюсь их. Я сел на корточки на тропинке, поставленный в тупик этим "змеиным мостом", и затаил дыхание.
Змея медленно, неторопливо двигалась, не обращая на меня внимания. Как только путь оказался свободен, я пошел вперед и тотчас натолкнулся на другую змею. Я постоял в стороне, и эта змея тоже переползла через тропинку. Затем я наткнулся еще на одну змею, большую, чем две предыдущие, но она отказалась сойти с моего пути. Осторожно я переступил через нее, испугавшись настолько, что сам мог бы превратиться в змею. Я почти бежал, стараясь подальше удалиться от нее, и затем встретил еще змею! Ее кто-то разрубил пополам, и она крутилась и извивалась на земле. Я был готов сдаться и вернуться, но вспомнил о тех трех змеях, которые ожидали на обратном пути. Я никогда не хотел бы снова проделать тот путь, даже если бы мне грозила смерть.
При всех моих добрых намерениях, если бы крестьянин сказал мне, что здесь водятся такие змеи, я мог бы бросить торговца на произвол судьбы. Я стоял там, оплакивая себя и молясь о защите.

Я не мог стоять там до конца дней, оплакивая себя. Я, наконец, собрался с силами и двинулся. Я пошел в кусты, обходя мертвое тело змеи. Даже тогда, понимая, что змея мертва, я был так испуган, что в панике упал и повредил лодыжку. Хотя я вывихнул лодыжку и мне было очень больно идти, я прибавил ходу. Если бы я остановился, меня бы свела в могилу горячая влажная погода.
Тропинка становилась все более неровной и ухабистой. Я не смог обнаружить следов торговца, поэтому остановился, сел на землю и сверился с картой. Да, там была тропинка, тонкая вьющаяся красная линия. Но на картах никогда не указывается, среди чего вы путешествуете, о змеях, червях, кустарниках и погоде, которые вы встретите там, нет и малейшего упоминания. Я собрал все свое самообладание и встал, чтобы идти дальше, и затем вдруг появилась еще одна огромная змея, самая большая из всех.
Она не была похожа на обыкновенную змею. Она была настолько большой, что, скорее всего, являлась воплощением духа гор. Я опустил свою трость, встал на колени и низко поклонился змее.
– Священная змея, пожалуйста, позволь мне безопасно пройти. Я постараюсь не нарушить твой покой. Смотри. Я даже убрал свою трость.
Когда я поднял лицо, змея громко зашипела и стала уползать с моего пути. Это была огромная змея. Она ползла медленно, с большим достоинством, и когда она удалилась, сильный ветер подул с высоких гор.
Как торговец и предупреждал меня, теперь я стал слышать странные звуки Кодамы, лесных духов. Этот звук был похож на громкий смех или ветер, кружившийся в высоких горах. Я поступил правильно, проявив уважение к духу гор. Мало того, что большая змея спокойно удалилась – воздух теперь стал прохладным; стало легче идти. Но когда я отправился дальше, я понял, что было источником прохладного воздуха.
Впереди был огромный лес.
До этого я слышал, что в Амоу-Тоугэ был девственный лес, где ни один человек ни разу не срубил дерево и где дождь идет даже тогда, когда в близлежащей местности стоит ясная погода. Я слышал об этих вещах, но теперь впервые столкнулся с ними.
Это была прохладная внутренняя часть леса. Через некоторое время верхушки деревьев сгустились настолько, что стало довольно темно. Между толстыми кедрами и соснами пробивались лишь рассеянные лучи света, освещавшие черную лесную землю. Время от времени мелкие капли воды падали с ветвей на мои голые ноги, обутые в варадзи, соломенные шлепанцы путешественника. Иногда листья падали вниз на мою шляпу и плечи.
Хотя я все еще чувствовал себя одиноким, было намного приятнее идти в прохладе темного леса.
Когда я прошел полпути через лес, что-то упало на мою шляпу.
Сначала я подумал, что это желудь. Я попробовал стряхнуть его, но он прилип. Я дотронулся до него и обнаружил, что это что-то скользкое и липкое. Я посмотрел на шляпу и увидел, что это какое-то животное, но без рта и глаз. Мне стало жутко, и я попробовал сбросить его, но когда я взял его, оно укусило меня за палец и стало сосать кровь! Я рассмотрел его и обнаружил, что это огромная пиявка! Внезапно я увидел другую пиявку длиной в четыре дюйма, которая все это время висела на моем локте незаметно для меня.
Я был ошеломлен. Пиявка раздувалась все больше и больше, сося мою кровь. Ее раздувавшееся тело было черным с коричневыми полосами. Я не сразу понял, что это пиявка, так как она была очень большой. Я не знал, что такие большие пиявки существуют. Я потряс локтями, в ужасе от отвращения, но она не отрывалась. Мне пришлось снять ее пальцами.
Теперь что-то было на моей шее!
Я потрогал руками шею и обнаружил там еще одну пиявку. Я почувствовал, как что-то двигалось на груди под одеждой. Что-то за поясом. Что-то на плече!
Я запаниковал и, содрогаясь от ужаса, побежал через лес, сбрасывая пиявок с тела. Я смотрел на деревья, и черная, влажная кора, казалось, двигалась и ползала. Пиявки! Деревья были покрыты ими! Я закричал, и эти слепые пиявки стали падать на меня. Пиявки падали мне на ноги, так что вскоре я не мог разглядеть свою кожу. Я чуть не упал в обморок, увидев "шлепанцы" из пиявок на своих ногах.
Я представил, что все эти демонические пиявки жили здесь с древности, поджидая прохожих. Я представил, как пиявки сосали бедную жертву, пока она не становилась сухой, как высушенная морская водоросль, изливая всю кровь на землю в кровавое озеро, из которого вырастали эти деревья с пиявками.
Находясь в полубредовом состоянии, я представил конец мира, вызванный не пожаром, наводнением или волнами прилива, но этим лесом с сосущими кровь животными, – мира, тающего в цунами пиявок, уничтожающих все живое.
Я вошел в лес так же рассеянно и невинно, как животное, попадающее в ловушку охотников. Но теперь, посреди леса, на меня нападали пиявки, и если бы я пошел дальше, кто мог бы сказать, как далеко в этом лесу простирались деревья, покрытые пиявками. Я думал об этом, так как знал, что мне грозит смерть, смерть от пиявок. Но я также подумал, что, даже обреченный на смерть, я пойду дальше, чтобы узнать побольше о том, что такое ад. Решив так, я быстро побежал через лес, хватая и отбрасывая все, что, как я чувствовал, касалось меня. Когда я бежал, я почувствовал, как мое тело сперва раздулось и стало зудеть, а затем стало тощим и заболело. Я чувствовал все это, пока бежал, спасая свою жизнь.
Уже почти ослабев от истощения, я вдруг выбежал из леса на солнечный свет. Очутившись под чистым синим небом, я стал кататься по каменистой земле, очищая тело от жирных пиявок.
Цикады насмешливо и мирно пели около того проклятого леса. Солнце уже почти зашло, и дно глубокого потока было уже почти темным. Я почувствовал такую радость, что вырвался из ада, что, наверное, пустился бы в пляс, если бы не испытывал зуд и боль от ран на моей коже, нанесенных прожорливыми существами. Я говорю вам, я предпочел бы быть съеденным волком, чем быть высосанным до смерти пиявками. Я побежал вниз по тропинке, задаваясь вопросом, что случилось с торговцем. Прошел ли он через лес? Или был высосан насмерть сотнями пиявок?
Я преодолел один крутой склон, затем другой.
Я замедлил шаг и подумал, что не смогу преодолеть еще один склон. Именно тогда я услышал ржание лошади. Я подумал, что это могли быть всадники или, возможно, повозка. Совсем недавно я расстался с крестьянином, но мне казалось, я не говорил с человеком уже три-пять лет. Если там впереди была лошадь, там могли быть также люди и дома. Вдохновленный этим, я поднялся на крутой склон.
На холме возвышался дом без ворот. На веранде сидел человек.
– Здравствуйте! Извините меня! – закричал я ему.
Но человек ничего не ответил. Он, наклонив голову к плечу, смотрел на меня ввалившимися глазами. На нем было короткое кимоно с короткими же рукавами. У него был небольшой, похожий на горшок живот, и из-под кимоно выглядывал пуп. Одной рукой он играл с этим странным выдающимся пупом, а другая рука свисала между его колен.
Ему могло быть около двадцати двух – двадцати трех лет; у него был открытый рот, плоский нос и высокий лоб. Вялый, как лягушка, он мог быть глухим или слабоумным. Я был удивлен этим странным, но безобидным человеком.
– Извините меня! – снова сказал я.
Но он ничего не ответил и только склонил голову к другому плечу. Я испугался, что он может напасть на меня, и держался на расстоянии.
Мне пришло в голову, что он не мог заботиться о себе среди этих высоких гор. Конечно, здесь должны быть другие люди. Поэтому я снова громко закричал:
– Извините меня, есть ли здесь кто-нибудь?
Я услышал ржание лошади из-за дома. Голос женщины ответил:
– Кто там?
Я отступил назад, удивившись голосу женщины.
– О! Это священник, – сказал мягкий голос, и женщина вышла из дома.
Я вздохнул и низко поклонился, не сказав ни слова.
Она села на веранду и посмотрела на меня.
– Что вам нужно?
Женщина не предложила мне присесть. Она, казалось, уже решила, что я не должен здесь оставаться. Я чувствовал, что она настроена именно так, но, несмотря на это, вежливо спросил:
– Я иду в Мацумото. Где ближайшая гостиница?
– Примерно в двадцати милях.
– А могу ли я остановиться где-нибудь поблизости?
– Нет, не можете, – она смотрела прямо на меня ясными глазами.
– Сказать по правде, – откровенно сказал я, – я очень устал и не смог бы идти дальше, даже если бы там был богатый дом, в котором бы мне предложили пищу и ночлег. Пожалуйста, позвольте мне остаться здесь. Даже угол в конюшне мне подойдет. Пожалуйста!
Я надеялся, что у них была конюшня, так как слышал ржание лошади.
Она некоторое время сидела в размышлении. Затем взяла небольшую деревянную бадью, поставила ее на колено и подхватила мешок с рисом. Высыпав рис в бадью, посмотрела на него. Затем сказала:
– Хорошо. У нас хватит риса на всех. Здесь холодно, но сейчас лето, и у нас хватит постелей. Пожалуйста, входите.
Я подошел и сел на веранде. Она встала и подошла ко мне.
– Господин священник, вы должны пообещать мне кое-что. Я удивился.
– Я люблю послушать рассказы путешественников о городах. Но вас я прошу никогда не рассказывать мне эти истории о городах. Никогда.
Это показалось мне странным, но я пообещал ей:
– Хорошо. Я даю вам слово.
Тогда внезапно ее настроение изменилось, и она стала дружелюбней.
– Пожалуйста, входите и чувствуйте себя как дома. Я принесу вам воды, чтобы вы смогли вымыть ноги.
– Пожалуйста, не беспокойтесь. Просто дайте мне влажное полотенце. Я чувствую недомогание из-за того, что случилось со мной в пути. Я только хочу протереть тело.
– О, вы шли по жаре и, должно быть, сильно вспотели. Говорят, что лучшее удовольствие для путешественников – это горячая ванна. Здесь нет ванны, но есть великолепный ручей за домом. Вы можете помыться в потоке.
Я почувствовал желание лететь к этому потоку.
– Спасибо. Мне будет приятно помыться там.
– Я отведу вас туда. Я должна промыть там этот рис.
Она взяла с собой бадью с рисом и, хотя на ней были соломенные шлепанцы, принесла мне деревянные сандалии-гэты.
– Наденьте их. Оставьте свои варадзи здесь.
– Спасибо, – сказал я и с благодарностью взял гэты.
– Поскольку вы прибыли сюда, возможно, между нами в прежней жизни были кармические отношения. Что вы думаете об этом? Не будьте слишком скромны, – весело сказала она.
– Пожалуйста, следуйте за мной.
Она встала, держа в руках небольшую бадью, и повесила через плечо полотенце. Ее великолепные длинные волосы были высоко уложены и закреплены простой гребенкой и шпилькой. Она была очень красива.
Я надел гэты, которые она предложила мне, и оглянулся на слабоумного. По-детски он позвал ее:
– Сестра! Идите! Идите! – он смотрел на меня и сам себя гладил по голове. – Монах? Монах?
Она кивнула несколько раз и улыбнулась.
Тот человек также кивнул и опять стал играть со своим пупом.
Мне стало жаль его. Я бросал на нее тайные взгляды, и хотя я думаю, что она замечала их, ей, казалось, они не мешали.
Когда мы обошли дом, из-за кустов цветущей гортензии внезапно появился старик. Он остановился и вложил в рот длинную трубку, с любопытством наблюдая за мной:
– Господин священник, добро пожаловать!
– Дядя, вы справились с этой проблемой? – спросила она его.
– Вы имеете в виду эту дурацкую тупицу? Это плохая лошадь, – сказал он, попыхивая своей трубкой и глядя на меня. – Только лиса может ездить на ней. Но, так или иначе, я продам ее завтра, и вам хватит денег на три-четыре месяца.
– Я полагаюсь на вас.
– Хорошо, хорошо! Ну, а куда вы идете теперь, девушка?
– К потоку.
– Понятно, – он посмотрел на меня. – Не упадите в поток с этим молодым монахом. Я буду ждать вас здесь, – он обошел вокруг дома и сел на веранде со слабоумным.
– О, он говорит такие глупости, – улыбнулась она мне.
– Я пойду один, – сказал я и отошел от нее.
Старик громко засмеялся и сказал:
– Я просто шучу. Идите!
– Дядя, сегодня у нас уже было двое гостей. Может быть, у нас будет еще один. Оставив здесь Дзиро в одиночестве, мы можем упустить еще одного гостя, если он придет, поэтому посидите с Дзиро, пока я не вернусь.
– Хорошо.
Старик сел рядом с Дзиро и хлопнул его по спине крепким кулаком, похожим на молоток. Слабоумный только слегка улыбнулся, будто собирался заплакать. Я отвернулся, но она не обращала на меня внимания.
Старик стал дразнить ее.
– Пока вы будете далеко, я украду вашего мужа.
– Крадите, если сможете, – засмеялась она. – Пойдемте.
Я последовал за нею, чувствуя, как старик смотрит мне вслед.
Позади дома была конюшня, из которой раздавалось ржание лошади. Становилось темно.
– Идите вниз, но будьте осторожны. Там не скользко, но дорожка неровная.
Там была высокая тонкая сосна, за которую я схватился и осмотрелся. На небе сияли выпуклая луна и звезды. Я потерял ее из виду. Я посмотрел вниз. Она стояла у подножия небольшого утеса и смотрела на меня.
– Будьте осторожны, – сказала она. – Вам трудно идти в гэтах? Я могу дать вам свои дзори.
– Все хорошо. Если я не смогу идти, я просто сниму их. Я не хочу больше причинять вам беспокойства, девушка.
Она весело засмеялась.
– Вы назвали меня девушкой?
– Старик назвал вас девушкой. Вы девушка или все же вы замужем?
– Это не имеет значения. Я достаточно стара, чтобы быть вашей тетей. Идемте.
Она подтянула кимоно к коленям. В лунном свете ее белые ноги блестели, как иней.
В то время, как мы спускались вниз по склону, из кустов появилась огромная жаба.
– О, что за мерзость, – сказала она.
Жаба прыгнула к ней и, как мне показалось, вцепилась в ее ногу.
– Разве ты не видишь, что я с гостем? – стала бранить она жабу. – Зачем ты уцепилась за мою ногу? Это слишком много для тебя. Ты должна поедать жуков. Господин священник, не бойтесь. Она безвредна. В высоких горах эти существа ручные и не боятся людей. Уходи, жаба! Мне будет стыдно, если мой гость увидит тебя и твоих друзей.
Жаба вернулась в кусты.
– Идите по этому бревну, – сказала она. – Земля слишком мягкая, чтобы идти по ней.
Я пошел по бревну и услышал шум потока. Я посмотрел через плечо: высокая сосна растворилась в темноте. Луна немного опустилась, но все еще была видна над высокой горой.
– Идите сюда, – позвала она от потока.
Там были огромные камни, между которыми тек прекрасный ручей. Я слышал, как вдали раздается громкий шум водопада. По другую сторону потока виднелся скалистый склон еще одной горы.
– Нам повезло, что сегодня в ручье полно воды. Мы можем помыться на этой скале.
Она стояла на высокой плоской скале посреди потока. Ее голые ноги, по лодыжку в воде, были белыми, как снег. На нашей стороне потока находился утес, у подножия которого возвышалась большая скала. В темноте было трудно различить, что располагалось вниз и вверх по течению, но там, где находились мы, были огромные камни, мерцавшие в лунном свете подобно броне. Между этими камнями бежала чистая вода, похожая на прекрасные белые шелковые нити.
– Какой красивый поток, – сказал я, восхищаясь окружающим пейзажем.
– Это так, – сказала она. Наклонившись, она начала промывать рис в воде.
– Вверх по течению есть большой водопад. Вы слышите его шум? Как будто сильный ветер дует.
Я вспомнил шум, который я слышал перед тем, как вошел в лес с пиявками.
– Так тот шум в лесу – это был не ветер?
– Нет, – сказала она. – Все так думают. Водопад расположен приблизительно в трех милях от леса. Я слышала, что это самый большой водопад в Японии. Но он настолько опасен, что только одному из десяти когда-либо удавалось пересечь это. Тринадцать лет назад река вышла из берегов. Хотя это место расположено достаточно высоко, вода и сюда добралась. Деревни, дома и горы – все было смыто большим наводнением. До той поры здесь жило около двадцати семей. Этот поток – все, что осталось от того наводнения. Посмотрите на эти огромные камни. Наводнение принесло их вниз по течению.
Она закончила мыть рис и встала, гладя на гору. Ее кимоно свободно держалось на плечах, и я мог видеть часть ее больших полных грудей. Луна ярко светила на камни в потоке.
Я обмыл локти в холодной воде.
– Пейзаж настолько красив, что это вызывает трепет.
– О, господин священник, посмотрите на себя. Вы так моетесь, что замочите свое кимоно. Снимите его, и я вымою вас.
– НЕТ!
– Перестаньте, не будьте таким. Посмотрите, ваше кимоно уже вымокло на локтях.
Вдруг она подошла сзади и развязала мой пояс-оби. Мое кимоно распахнулось, и она сорвала его, несмотря на мои протесты.
Как монах, я получил строгое наставление от моего учителя. Я никогда не снимал всю свою одежду перед другими людьми и тем более перед красивой женщиной. Голый как улитка, лишенная раковины, я сел на корточки в воду, пытаясь спрятаться в ней.
Она повесила мою одежду на ближайшем дереве.
– Ваша одежда здесь. Позвольте мне вымыть вашу спину. Просто стойте там. Я позабочусь о вас лучше, чем ваша тетушка, в награду за то, что вы назвали меня девушкой.
Зубами она потянула рукав кимоно, обнажая белую руку, и положила ее мне на спину, но, увидев мою кожу, отскочила.
– Ничего себе!
– Что такое?
– У вас по всей спине темные пятна, похожие на родинки.
– О, это от пиявок. Со мной случилось ужасное происшествие. Я даже не хочу вспоминать его.
– Ого, с вами действительно что-то произошло, – сказала она. – Когда путешественники рассказывают о том месте, они говорят: "В горах Хида пиявки падают как дождь". Вы не знали об обходном пути и пошли прямо в обиталище пиявок. Вам повезло, что вы прошли через этот лес. Они высасывали лошадей и коров до смерти. Вы, должно быть, чувствуете зуд и боль.
– Теперь это просто язвы.
– Если я буду тереть вас своими грубыми руками, ваша мягкая кожа будет еще больше болеть.
Она нежно коснулась моей спины своими руками. Они были мягкими, как хлопок.
Она зачерпнула воду руками и осторожно полила ею мои плечи. Она лила ее на мою спину, живот и зад и нежно ласкала меня теплыми мягкими руками. Горная вода была нехолодной. Или, возможно, это кипела моя кровь. Вода казалась мне теплой и приятной.
Боль ушла. Мне было настолько тепло и приятно, что я задремал под ее успокаивающими, ласковыми руками. Она прислонилась ко мне, и я почувствовал, будто меня завернули в лепестки цветков.
В этих диких горах она была редкой, хрупкой красавицей. В то время как она гладила мою спину, я чувствовал, как она неровно дышит мне в шею. Я хотел попросить ее остановиться, но это было настолько восхитительно, что я не мог говорить. Я вдыхал ароматный запах, но не мог понять, исходил ли он от женщины или от горного леса.
Монах замолчал и попросил меня зажечь в комнате свет.
– Я хочу рассказывать эту историю в освещенной комнате, – улыбнулся он. – Если я продолжу рассказ в темной комнате, я буду смущаться. Она слишком чувственна.
Я зажег огонь, и он продолжил свою удивительную историю.
Итак, я спокойно задремал, окруженный удивительно пахнущими цветами, в то время как она лила воду на мои ноги, поясницу, руки, шею, плечи и даже голову. Затем я пришел в себя, ступив ногами в поток. Меня могло бы унести течением, но она поймала меня руками, и я схватился за них.
– Разве вы не вспотели, находясь около меня? – сказала она приятным голосом. – Я вся в поту, находясь рядом с вами.
Она взяла мои руки. Я был удивлен и резко встал.
– Извините меня, – сказал я.
– Все в порядке, – прошептала она. – Нас никто не видит.
Она встала и, прежде чем я осознал это, сняла свое кимоно и предстала передо мной полностью нагой. Она с наслаждением потянулась и подняла свои руки.
– О, я такая толстая, а сейчас так жарко, – она озорно посмотрела на меня. — В этот период года я прихожу сюда несколько раз в день, чтобы помыться в этом потоке. Я не смогла бы переносить летнюю жару без этого потока. Вот, вытрите ноги этим полотенцем.
Она дала мне полотенце. Она уже вытерла остальную часть моего тела, а я даже не заметил этого. Ого!
Итак, без кимоно она оказалась более полной женщиной.
– С тех пор, как я начала заботится о той лошади, от меня несет, как у нее изо рта. Так что я тоже помоюсь.
Она говорила весело, как если бы сообщала тайну младшему брату. Она подняла локоть, поддерживая великолепные черные волосы, и другой рукой вымыла подмышку. Она ополоснула полотенце и выжала его. Мне казалось, что даже ее пот был розовым.
Причесывая свои волосы пальцами, она сказала мне:
– Что мне делать с этим непослушным обнаженным телом, если я прямо сейчас упаду в поток? Когда мое голое тело приплывет в деревню, что подумают обо мне люди?
– Люди подумают, что в горах идет дождь персиковых цветов, – сказал я, и наши глаза встретились.
Она улыбнулась робко, как девственница, и опустила глаза.
Я заставил себя отвести взгляд, но все же видел ее неясный прозрачный образ на влажной черной скале с другой стороны потока, в воде, сияющей в лунном свете, как будто бы она была окружена тусклой дымкой.
Над утесами я заметил пещеру, которой прежде не видел. Летучие мыши размером с большую птицу вылетели из входа в пещеру и запорхали прямо передо мной.
– Ведите себя хорошо! – закричала она на них. – У нас сегодня вечером гость!
Услышав ее приказ, летучие мыши подчинились ей и улетели.
Я быстро оделся и почувствовал себя в большей безопасности.
– В чем дело?
– Ни в чем, – сказала она и отвернулась.
Внезапно что-то серое, величиной с небольшую собаку, выбежало из леса и вскочило на ее спину.
– Скотина! – раздраженно сказала она. – Разве ты не видишь, что я не одна.
Она ударила животное по голове, когда оно попыталось взглянуть на ее голые груди.
– Ты такая невоспитанная.
Она шлепнула его, и животное отскочило и взобралось на дерево. Это была обезьяна! Женщина была странным образом раздражена на всех этих животных – на жабу, летучих мышей и – теперь – на обезьяну. Она была похожа на молодую мать, потерявшую терпение из-за своих маленьких детей, пытающихся поиграть с ней. В гневе она стала одеваться. Я заметил, что она была чем-то расстроена, но продолжал хранить молчание.
Это была спокойная, но сильная женщина, тихая, но веселая, дружелюбная, но обладавшая чувством собственного достоинства. Казалось, что ничто не могло удивить ее. Если она говорила со мной грубо, в этом не было ничего личного, как в том, как она ругала обезьяну. Поэтому я хранил молчание и ждал, что она скажет.
– Вас что-то беспокоит, – сказала она.
– Я ломаю голову над всеми этими животными.
Она снова стала дружелюбной.
– Пора возвращаться, – сказала она, держа бадью в руках.
Она начала подниматься на утес, затем обернулась, предлагая мне руку.
– Эта дорога неровная.
– Нет, спасибо, – сказал я, отказываясь от ее руки. – Я справлюсь.
Но подыматься по этой тропинке было намного труднее, чем спускаться. Мост-бревно пугал меня теперь так же, как огромные змеи в поле. Я медленно следовал позади, и она часто оглядывалась назад, проверяя, в безопасности ли я.
Когда мы шли по бревну, она оглянулась назад и предупредила меня:
– Ни в коем случае не смотрите вниз.
Я попытался идти вперед, но потерял равновесие и упал. Она села, сменила варадзи на гэты и взяла меня за руку. Когда мы вернулись домой, "дядя" обратился к нам.
– Ну, вас не было долгое время, но священник возвратился в своем теле.
– Что за чушь вы порете? – резко оборвала его она. – И где мой муж?
– Пора возвращаться, – сказал он. – Мне нужно подготовить лошадь для продажи.
– Я дала вам достаточно времени.
– Ну, ваш муж цел и невредим. Я пробовал взять его с собой, но он не пошел.
Он ушел, громко смеясь над только ему понятной шуткой.
Действительно, слабоумный сидел на своем обычном месте на веранде.
Из конюшни донеслось ржание лошади, которую выводил старик.
– Я ухожу, девушка. Будь мила со священником.
Она была уже в доме, готовя на огне пищу.
– Спасибо, – сказала она и поклонилась ему.
– Не нужно благодарить меня, – он натянул на лошадь узду. – Пошла!
Лошадь была сильной и неоседланной. Я смотрел на нее, стоя на веранде, и спросил старика:
– Куда вы забираете ее?
Меня не интересовала лошадь, я просто хотел поговорить.
– Я отведу ее к озеру Сувако и завтра продам на рынке. Я собираюсь идти по тому же самому пути, по которому вы пойдете завтра.
Внезапно женщина резко вмешалась и сказала мне:
– Вы ведь не собираетесь убежать с ним, не так ли?
– Конечно, нет, – сказал я. – Монах, воспитанный так, как я, никогда и не подумает о езде на лошади.
– На этой лошади не больно-то наездишься, – сказал старик. – Вы едва спаслись сегодня. Теперь отдохните под присмотром девушки, тут вас никто не тронет. Я ухожу.
Но лошадь уперлась и не хотела сдвинуться ни на дюйм. Она умоляюще оглядывалась на дом.
– Давай! Давай! Эй! Вперед! – Старик тянул за узду, но лошадь не двигалась. Ее копыта увязли в земле. Старик потерял самообладание и ударил животное. Он обошел вокруг лошади, крича на нее, но она не двигалась.
– Девушка! Пожалуйста! – раздраженно закричал он женщине.
Она встала и спряталась от лошади за старым столбом. Старик взял грязное полотенце и отер пот с лица. Он потянул лошадь, но та не двигалась. Старик потянул за узду изо всех сил, но лошадь заржала и встала на дыбы, угрожающе взметнув в воздух передние копыта так, что мужчина упал.
Слабоумный на веранде засмеялся и замахал руками.
– Вы причиняете неприятности! – сказала женщина, выйдя из-за столба.
— Вы не понимаете, девушка, это не из-за вас. Лошадь смотрела на священника с тех пор, как он прибыл сюда. Возможно, они были связаны в другом мире.
Я был поражен, услышав выражение "другой мир".
Она задумчиво посмотрела на меня.
– Вы сегодня встречали кого-нибудь на пути сюда?
– Да, – сказал я, – на перекрестке я встретил торговца лекарствами. Он пошел по этому пути передо мной.
– А, понятно, – она понимающе улыбнулась и посмотрела на лошадь.
– Разве он здесь не проходил?
– Нет, не проходил, – холодно ответила она.
Она посмотрела на старика, который отрясал пыль со своего кимоно, и вздохнула.
– Я должна сделать это.
Она нетерпеливо развязала свой пояс. Конец пояса коснулся земли.
– Ах! А-а! – забормотал слабоумный, хватая пояс и лелея его в руках, как драгоценный дар.
Она, придерживая кимоно руками, подошла к лошади. Я с удивлением наблюдал за ней с веранды. Она потрепала лошадь по шее и стала перед ней. И вроде стала выше ростом. Эта женщина с ее пылкими глазами, с ее решительным ртом выглядела настолько торжественно и таинственно, что казалась богиней или демоном. Окружающие горы, казалось, кланялись ей, и нас охватил воздух с высоких гор. Она сорвала кимоно с левого плеча, затем с правого, распахнула его до талии, показывая груди пристально смотревшей лошади. При виде ее сосков лошадь покрылась потом и опустила голову к земле; из ее рта пошла пена. Тогда женщина взяла лошадь рукой под уздцы, накрыла ее голову своим кимоно, затем, как кролик, она, обнаженная, проскользнула между передними ногами лошади, под ее животом и вышла сзади. Старик натянул узду, и лошадь пошла. Вскоре они скрылись из поля зрения.
Она забрала кимоно, когда проползала под животом, и быстро оделась. Она попробовала забрать пояс у слабоумного по пути домой, но тот сильно вцепился в него и попытался погладить ее груди. Она оттолкнула его руку и с негодованием посмотрела на него. Я стоял на веранде, размышляя, видел ли я это на самом деле или мне привиделось. Издалека доносилось ветром пение старика.
Она улыбнулась, подавая мне ужин. Слабоумный вышел с веранды и показал на пищу.
– Веди себя хорошо. Он наш гость. Мы поедим позже.
Он покачал головой.
– Хорошо, ешьте вместе, – сказала она. – Пожалуйста, извините нас, господин священник.
– Конечно. Мне жаль, что я доставляю вам неприятности.
– Нет, все в порядке. Почему ты не хочешь поесть со мной позже?
Она приготовила пищу для слабоумного. Меня удивляло, как она заботилась о нем и обходилась с ним. Слабоумный тупо посмотрел на пищу и закричал:
– Это! Это!
– Не сейчас. Ты можешь съесть это в любое время. У нас сегодня гость.
– Нет, нет!
Дурак смотрел так, будто собирался заплакать.
– Девушка, не обращайте внимания. Подайте ему то, что он хочет. Со мной все в порядке.
Она снова спросила его:
– Ты действительно хочешь есть?
Затем она поставила на стол тарелку с его ужином. Я боялся, что я увижу в ней что-нибудь ужасное – мясо обезьяны, или змеи, или, по меньшей мере, жабы. Но там были просто соленья. Он стал есть, таская их из тарелки пальцами.
Она посмотрела на меня и покраснела, как девочка.
– Вы, должно быть, устали, – сказала она. – Вы хотите лечь спать?
– Спасибо, но я еще не хочу спать. Я смыл всю усталость в потоке.
– Тот поток излечивает все болезни. Даже когда я чувствую себя до смерти уставшей, я полдня нахожусь там и чувствую себя посвежевшей. Зимой снег покрывает все потоки и утесы, но та часть ручья остается незамерзшей. Раненые обезьяны и птицы приходят туда искупаться, и он может вылечить и вашу усталость, – говорила она. – Если вы не хотите спать, давайте поговорим. Я чувствую себя одинокой. Живя в горах, я иногда чувствую, что могу разучиться говорить. Если вы захотите спать, пожалуйста, скажите мне. Вы сможете хорошо выспаться, так как здесь очень тихо. Здесь не слышно даже птиц и собак.
Мой муж был воспитан здесь и ничего не знает о мире. Но он хороший человек, даже если он и не поприветствовал вас. Он не полный дурак. Он знает больше, чем кажется. Эй, поприветствуй господина священника! Ты забыл, как здороваться с людьми?
Слабоумный низко поклонился мне, как сломанная кукла:
– Здравствуйте.
Я поклонился в ответ, чувствуя жалость к нему. Он начал терять равновесие, и она потянулась к нему, мягко проворковав:
– Молодец. Молодец.
Она продолжила:
– Его болезнь не могут вылечить ни лекари, ни даже воды потока. Он не может ходить и подниматься. Ему даже кланяться тяжело. Он может научиться разным вещам, но для него это слишком трудно. Так как я позволяю ему делать то, что он считает приятным, он забыл, как двигаться и говорить. Но он все еще умеет петь. Пожалуйста, спой для нашего гостя.
Слабоумный повернулся к жене, затем ко мне и покачал головой.
Она еще раз попросила его, и он запел:

Гора Онтакэ в кисо
Холодна даже летом.
Я хочу послать кимоно
С носками-таби.

Она улыбнулась. Он еще не разучился хорошо петь.
И в самом деле, его пение было превосходным. Оно было очень чистым и спокойным. Положив руки на колени, я тихо слушал, как он пел. Я не мог смотреть на эту пару, и на мои глаза навернулись слезы.
Она заметила их и спросила:
– Что случилось, господин священник?
Прошло некоторое время, прежде чем я смог говорить.
– Ничего. Вас я не расспрашиваю. Не спрашивайте и вы меня.
На самом деле я был восхищен ее отношением к слабоумному. Красота высоких гор и такое доброе и нежное ее обращение с этим слабоумным тронули меня, так что мне захотелось плакать.
Глядя на меня, она поняла мои мысли.
– Вы очень любезны, – сказала она.
Я опустил глаза. Она также смотрела вниз.
Именно тогда слабоумный громко зевнул:
– Давайте спать! Давайте спать!
Она улыбнулась ему.
– Так теперь ты хочешь спать?
Снаружи дома все было освещено лунным светом.
– Вы ляжете спать, господин священник?
– Да, спасибо.
– Я постелю вам здесь. Подождите немного.
Она встала и пошла в кухню. Ее черные волосы упали ей на плечи. Она коснулась волос и сказала сама себе:
– О, я потеряла свою гребенку, когда играла с той глупой лошадью.

Как вы можете себе представить, даже притом, что я был очень утомлен, я долго не мог заснуть в таком одиноком доме высоко в горах. В конце концов, через некоторое время я почувствовал сонливость. Но как только громкий храп слабоумного в другой комнате затих, я почувствовал нечто за стенами дома. Это было похоже на звуки, издаваемые животными. Мне казалось, что я слышал голоса многих животных, бродящих вокруг дома, даже обезьян и жаб. Кто-то подошел к двери, и мне показалось, что я услышал блеяние овцы. Затем я услышал взмахи крыльев птиц. Кто-то сел на крышу дома. Я услышал мычание коровы. Мне кажется, что я слышал двадцать-тридцать различных голосов, взмахов крыльев и шелестов, которые окружали этот дом, будто какой-то животный ад. Эти звуки заполнили воздух, словно листья в сильный ветер. Я затаил дыхание и услышал ее голос из спальни.
– Сегодня вечером у нас гость! – резко закричала она.
Затем, немного тише, она повторила:
– У нас гость.
Я слышал, как она повернулась в кровати. Какофония за стенами дома стала невыносимой, да и сам дом, казалось, стал раскачиваться и колебаться. С тревогой я начал петь священную сутру, лежа в своей кровати.
Внезапно подул ветер, и все стихло.

На следующий день, около полудня, я снова встретил старика около водопада недалеко от деревни. Он возвращался после продажи лошади.
Я размышлял о том, чтобы нарушить свой обет монаха и вернуться в ее дом, чтобы жить с нею. Я думал об этом все время, пока шел из ее дома. Почему я должен в одиночку блуждать по миру? Даже если я стану известным священником, что из этого? Я просто стану носить фиолетовую одежду и важно ходить по большому храму. Даже если придет множество людей, чтобы увидеть меня, это будет только раздражать.
Я не рассказал вам, что случилось. После того, как слабоумный заснул, она пришла ко мне. Она села у моей кровати и сказала:
– Для чего вам переносить все эти тяготы скитаний? Оставайтесь со мной. Здесь прохладно летом и тепло зимой.
Мне не давало покоя ее предложение. Я пробовал убедить себя, что это было вызвано лишь жалостью к женщине, которая разучилась разговаривать, которая жила в высоких горах со слабоумным. Рано утром я попрощался с ней, и она печально сказала:
– Мне суждено состариться и умереть здесь. У меня никогда не будет возможности увидеть вас снова. Если вы увидите белый цветок персика, плывущий в реке, вы поймете, что это мое тело, утонувшее в потоке.
Она любезно показала мне путь к деревне.
– Просто идите по тропинке, и вы доберетесь до деревни. Когда увидите водопад, знайте, что деревня уже недалеко.
Даже если я не мог жениться на ней, я имел возможность провести оставшуюся часть жизни с нею, беседуя и принимая пищу вместе с ней, жить подобно супружеской паре. Я разводил бы вечерний огонь, а она бы стряпала. Я собирал бы в лесу орехи, а она бы готовила их. Я хотел говорить с нею, слышать ее голос, смеяться с нею и вместе мыться в потоке. Если бы я мог просто чувствовать на своей спине ее дыхание, обволакивающее меня теплом, как лепестки цветка, я не боялся бы даже смерти.
Я пришел к водопаду и больше не мог выносить таких мыслей.
Я был утомлен ходьбой. Даже если я обнаружу деревню, это не принесет мне никакой радости. Лучшее, на что я мог надеяться, была чашка чая, преподнесенная старухой! Мне не хотелось идти дальше, и я сел передохнуть у водопада.
Я задумчиво смотрел на падающую воду. Водопад разделяла черная остроконечная скала. Одна сторона потока была широкой и энергичной, мужской. Другая была узкой и женской.
Мне казалось, что женская сторона водопада пыталась вцепиться в мужскую, но их безжалостно разводила в разные стороны остроконечная скала. Мужской водопад падал громко и решительно. Женский водопад напоминал красивую женщину, плачущую и дрожащую. Мое сердце и все тело трепетало, когда я думал об этом. Вспоминая о том, как мы вместе купались, я увидел ее образ в женском водопаде, будто она бросается и летит вниз. Я чуть не бросился в водопад, чтобы догнать ее.
Я встал. Итак, я вернусь к ней! Это лучше, чем броситься в водопад. Я не чувствовал по отношению к ней никакой похоти. Видеть ее лицо и слышать ее голос будет достаточно для меня. Тогда это казалось мне намного более привлекательным, чем жизнь блуждающего монаха. Когда я принял такое решение, старик хлопнул меня по заду.
– Эй, священник!
Я был удивлен не меньше, чем если бы передо мной был посланник ада. Но это был старик. Он был без лошади и держал в руке большого золотого карпа. Я не мог выговорить ни слова и просто смотрел на него. Он посмотрел мне в глаза и насмешливо улыбнулся.
– Что вы здесь делаете? Вам приходилось долго ходить, и вы не могли так быстро устать. Если бы вы шли с нормальной скоростью, то были бы уже в деревне, не так ли? Ладно, понятно – вы влюблены в девушку и мирская похоть владеет вами! Бесполезно пытаться скрыть от меня свои мысли. Я умею отличить белое от черного.
– Будь вы обычным человеком, – серьезно продолжил он, – вы изменились бы под ее руками. Возможно, вы стали бы быком, коровой или летучей мышью. Я был действительно очень удивлен, увидев вас в человеческом облике, когда вы вместе вернулись от ручья. Ваша честность спасла вас. Вчера вечером вы видели лошадь. Вы сказали нам, что встретили торговца лекарствами. Да, это был он. Этот грязный похотливый человек превратился в лошадь, и теперь я продал его и купил этого карпа. Девушке нравится карп. А теперь что вы думаете о том, кто она такая?
Старик отвел меня в сторону и рассказал мне ее историю.
Оказалось, что она была дочерью лекаря, упомянутого крестьянином, которого я встретил на плохой дороге. Она вызывала удивление у местных жителей. Ее мать была уродлива, и люди задавались вопросом, почему она была так красива. Ее отец, лекарь, был высокомерным и недоброжелательным человеком; он не был хорошим врачевателем. Однако он был единственным лекарем в округе, и людям приходилось обращаться к нему. Когда его дочь подросла, люди стали говорить, что она перевоплощение Якуси Нёраи, богини медицины, пришедшей, чтобы помочь лекарю и людям, которые обращались к нему за помощью.
Она была наделена властью исцелять. В начале, когда она коснулась пациента, страдавшего ревматизмом, он поправился. Когда она сделала массаж другому пациенту, он также был исцелен. Сперва она работала только с молодыми людьми, но вскоре уже могла излечивать стариков и женщин. Даже если она не могла вылечить пациента, ее прикосновение уменьшало его страдания. Когда пациент страдал от плохого лечения ее отца, часто он мог получить исцеление, если она стояла радом.
Тогда жил человек по имени Кумадзо. Он был помощником и слугой лекаря. Пчелы плотника собрались в огромный рой около дома, и он, обнаружив этот рой, сказал дочери лекаря:
– Девушка, если вы коснетесь моей руки, я засуну свою руку в этот рой. Я знаю, что ваше прикосновение защитит меня.
Сначала она отказалась, но затем коснулась его руки. Он засунул свою руку в рой и сумел поймать несколько пчел, не причинив себе вреда.
Это принесло ей большую известность повсюду. Люди говорили, что прикосновение ее божественно и может даже останавливать пули. Именно тогда она приобрела свою сверхъестественную власть. Когда она стала жить с этим слабоумным в горах, ее власть даже усилилась. Сначала она могла превращать путешественника в любое существо, прижимаясь к нему своим телом, затем только ногами, затем руками и, наконец, просто окутывая своим дыханием.
– Вы видели обезьян, жаб и летучих мышей около дома, – продолжал старик, – кроликов, змей и других животных. Все они чужестранцы, превращенные в животных девушкой с помощью воды из потока.
Слушая это, я снова подумал об обезьяне, которая вскочила ей на спину, о жабе, которая уцепилась за ее ногу, и об охрипшей орде животных, которые собирались вокруг ее дома ночью.
– Слабоумный был одним из пациентов ее отца, – сказал старик. – В то время он был ребенком, страдавшим от нарыва на ноге, который было трудно вылечить. Он остался в их доме в ожидании операции. Когда доктор сменял бинты (они прилипали к его ногам и причиняли ему ужасную боль), он кричал. Но если дочь сменяла бинты, он вел себя тихо. Отец и брат отправились домой, оставив его с лекарем и его дочерью. Девушка очень жалела мальчика и ела вместе с ним. Как-то ночью она услышала, как он плачет от страха и одиночества, и легла спать вместе с ним. Во время операции она стояла рядом, и он терпел боль, но лекарь допустил ошибку, так что он потерял много крови и чуть не умер. Он выжил, но стал инвалидом. Пришел отец, чтобы забрать его домой, но он не хотел разлучаться с ней. Поэтому она отправилась вместе с мальчиком к нему домой; в их доме вы и провели ночь. Я провожал ее туда.
Тогда там была деревня из двадцати домов. Она оставалась там некоторое время, так как он не позволял ей уйти. На пятый день, когда она отправилась домой, пошел дождь, который был похож на большой водопад. Даже внутри своих жилищ люди были вынуждены носить плащи. Дождь был таким сильным, что люди не могли даже выйти на улицу и только перекликались, чтобы узнать, все ли у соседей в порядке. Такой дождь продолжался целых девять дней, а на девятый день разразилось ужасное наводнение. Оно уничтожило деревню, и выжили только три человека – девушка, я и мальчик. Ее семья погибла. После люди говорили, что ее красота была предзнаменованием больших перемен в обществе и в ее собственном положении.
Дом девушки был смыт водой, так что с того времени она живет в этом доме. Она хорошо заботится о мальчике, как вы, должно быть, заметили вчера вечером.
Он прекратил рассказ и насмешливо усмехнулся.
– Я понимаю вас, – сказал он, – вам жалко ее. Вы хотите вернуться, чтобы помочь ей. Я знаю. Я видел все это и раньше. Вы убеждаете себя, что это ваша гуманность, ваша симпатия к ней говорит в вас, а не ваша мужская похоть. Не торопитесь. Она вышла замуж за слабоумного и живет вдали от мира земных благ, но она может овладеть любым мужчиной, который ей нравится. Когда мужчина ей надоедает, что, в конце концов, всегда происходит, она просто превращает его в животное своим волшебным дыханием. Тот поток наделен силой привораживать к ней мужчин, но, поверьте мне, не было ни одного мужчины, который бы не хотел лишиться жизни ради нее.
Даже когда она болеет, стоит ей искупаться в волшебном потоке, и ее сила восстанавливается. Если она захочет, рыба плывет прямо в ее руки. Если она смотрит на дикие орехи, они падают с деревьев. Цветастым рукавом своего кимоно она даже может повелевать ветром и дождем.
Конечно, она любит мужчин. Она любит их, особенно таких молодых, как вы. Возможно, она говорила вам приятные вещи. Даже если сегодня она была искренней с вами, как только наступит день, когда вы ей надоедите, у вас вырастет хвост, вытянутся уши на голове, ноги станут длинными. Вы станете каким-либо животным.
Знаете, почему я купил этого карпа? Я хотел показать вам кое-что. Я хотел, чтобы вы увидели, какой демоницей она выглядит, когда ест его, сидя с перекрещенными ногами и хлещет сакэ, как главарь банды. Тогда бы вы поняли, кто она на самом деле.
Уходите, монах. Бегите! Забудьте ее. Просто чудо, что вы все еще находитесь в собственном теле. Она пожалела вас. Лучше продолжайте учиться, потому что вы еще не знаете всех тайн этого мира...
Он снова дал пинка мне под зад и пошел к тому странному дому, ни разу не обернувшись. Я смотрел на него, пока он не исчез из виду на горной тропе. В тот момент ясное небо скрылось за облаками, и я услышал гром. Он привел меня в себя, и я побежал к деревне. Когда я достиг ее, пошел сильный дождь.
На этом монах закончил свой рассказ.
Следующим утром мы попрощались, и я проводил его. Когда его фигура, покрытая снегом, поднималась по крутой горной тропинке, мне казалось, что он уплывает на облаке.

@темы: Кайдан